И деревенская ребятня работала для фронта
И деревенская ребятня работала для фронта
9 мая. День великого праздника. Пожалуй, это единственная красная дата, которую мы отмечаем так торжественно, где гордость за наш народ тесно переплетается с горечью по погибшим, без вести пропавшим, умершим уже после войны от ран.
Нынче в нашем районе участников войны всего-то осталось 48. Да и вдов чуть больше. И все они преклонного возраста; кому за 80, а кому и под 90.
Да ведь и годовщине Победы уже 65. В глобальном историческом плане это совсем немного, а вот в плане бытия – это целая человеческая жизнь, насыщенная разными событиями, радостями, да и печалями тоже.
По моему глубокому убеждению и наши дети, и наши внуки будут отмечать праздник Победы так же как и мы, ибо память о той войне оставила и оставит глубокий след и в истории, и в жизни наших потомков.
И пусть читатель простит меня за несколько приподнятый стиль, но иначе говорить о подвиге советского народа в Великой Отечественной просто невозможно, потому что это был величайший подвиг.
Да, наши отцы и деды заслужили всяческого поклонения и это несомненно. Однако за ожесточенной борьбой с врагами на фронтах, мы порой забываем о тружениках тыла, которые также ковали долгожданную победу, о подростках, которые наравне со взрослыми трудились на полях и фермах, на заводах и фабриках.
Мы как-то уже привыкли, что по телевидению, в радиопередачах, особенно накануне Дня Победы, показываются документальные кадры, рассказывающие о том, как подростки, стоя за станками, делают снаряды, различные детали для танков, самолетов и т.д.
Но вот буквально на днях мне пришло письмо из Екатеринбурга, в котором моя двоюродная сестра Валя, в первые годы войны ей было 8-9 лет, посетовала на то, что о деревенских мальчишках и девчонках военных лет почти и не вспоминают. Сестра не всю жизнь в Свердловске (Екатеринбурге). Родилась она в деревне Оржевка. Была деревня чисто русской. Сейчас, увы, она уже не существует.
Странные все-таки вещи происходят на наших глазах: был хороший населенный пункт, был свой, хотя и небольшой колхоз, жили люди, рождались, росли, женились, рожали детей. Свое будущее связывали с родной деревней. И вот за какие-то считанные десятилетия на ее месте несколько полуразрушенных домишек, да заросшие бурьяном усадьбы. Обидно все это, несмотря на заверения наших политиков, что происходящее, мол, вполне закономерный исторический процесс. Лично я не вижу в этом никакой закономерности.
Кстати, в Екатеринбурге и его окрестностях проживает немало переселенцев из Мордовии, в том числе и из нашего района. К примеру, почти все мои родственники по линии матери: Петрунины, Клочковы, Арюковы, Васёнины переселились в те места в основном в послевоенные годы. Кто по вербовке, кто самостоятельно. Но все прижились, устроились, обзавелись семьями, у многих из них уже не только внуки, но и правнуки появились.
Каждый год зовут к себе в гости, да все как-то не складывается. А надо бы, годы мои тоже уже большие.
Ну так вот. Пишет Валя, что накануне 65-летия, напиши брат, о том, как работали они в колхозе. Вот ее слова: «Мы, дети военных лет, работали на табачных плантациях в деревне Оржевка. С восьми лет нас посылали при посадке поливать ямки, а женщины за нами сажали рассаду. Потом мы эти посадки пололи, затем шло пасынкование. Вылезем, бывало, из этой махорки, зеленые, как лягушки, помоемся в речке без мыла, которое было для нас редкостью. На руках и ногах цыпки, мы уж и внимания на них не обращали.
И в поле работали, не уступая взрослым. В 10-12 лет в уборочную целый день ходишь по стерне, все ноги иссечешь, а вечером не знаешь куда их деть: саднят, болят, а мази не было, если только кислое молоко.
Мы, - продолжает Валя, - на быках возили снопы к молотилке; ведешь за веревку быков и о себе почему-то и не думаешь, что нам плохо, а быков мне было очень жалко: жара, а они не поены целый день, да и нам вроде тоже не привозили воды.
Вот так мы и жили, но не жаловались, знали, что отцы наши на войне, что им там каждую минуту грозит своим корявым пальцем смерть, вот мы и работали как те быки.
Трудно нам было, очень трудно, о детских играх мы и не помышляли, зато каждое письмо с фронта, причем в любой дом, был для всей деревни праздником. А о похоронках говорить не буду: вспомнишь и сразу ком в горле».
И в завершение письма Валя просит меня в день Победы или накануне побывать в Рязановке и поклониться от всех наших родственников землякам и родным, погибшим на фронтах Великой Отечественной.
-Мы знаем, что в Рязановке (Оржевка входила в состав Рязановского сельсовета) есть памятник воинам, - говорит Валя, - поэтому и просьба такая.
-Валя! Я выполню просьбу обязательно и низко поклонюсь обелиску. Обещаю!
Вот такое взволнованное письмо получил я издалека в последних числах января.
В свою очередь мне вспомнились 58-60 годы прошлого столетия, когда старшая сестра матери тетя Таня жила еще в Оржевке. Учился я тогда в 7-8 классах в Старом Шайгове и очень любил бывать там, в этой деревне, где неторопливо текла речка Инница, над которой склоняли свои ветви ивы и мы с братом Славой ловили в ней больших и жирных пескарей, которых тетя Таня, Славкина мать, жарила их на молоке на огромной сковородке. До чего вкусна была эта жареха!
А было и так, что мы часа два-три мололи на ручных жерновах пшеницу или рожь. Пока мы занимались этим, довольно-таки утомительным и нудным трудом, поспевала русская печка. Затем из нее выгребались все угли и на под, если дело шло ближе к осени и капуста уже набирала вилки, стелились капустные листья, а уж на них тесто. Обычно пеклись два больших каравая: из ржаной и пшеничной муки. Когда хлеб поспевал, по всей улице, без преувеличения, шел ни с чем не сравнимый, духмяный запах домашнего хлеба. Это было нечто такое, с которым нынешний хлеб, конечно, и близко не поставишь. Отрезали нам по большому ломтю и в придачу – большую кружку молока.
Однако, кроме идиллических воспоминаний, сохранились и другие. В Оржевке, да и в Рязановке, местность безлесная и с дровами у многих была проблема. Ну а о газе в ту пору никто и представления не имел. На топку печи или голландки шла солома, будылья подсолнечника и т.д. В Оржевке же многие, в том числе и моя тетя, находила выход в кизяках. Что, не знаете такого «продукта»?
Нам давали по корзинке и посылали на бугор, где паслись коровы. Там мы собирали коровьи «лепешки», уже подсохшие, и несли их домой. Складывали в большое старое корыто, смешивали с мелко нарубленной соломой, заливали водой и через час-другой месили этот «винегрет» босыми ногами. О какой-то брезгливости не было и речи: приготовление кизяков было делом обычным. Затем, когда эта масса к следующему дню немного загустевала, ее разливали в форму, напоминающую пчелиные соты, только в четырехугольные. Потом кизяки освобождались от формы и раскладывались на просушку на солнце. И в конце концов получалось неплохое топливо, внешне смахивающее на торф.
Кстати, для интересующихся образованием имен населенных пунктов: Оржевка – название антропоним, т.е. связанное с изучением собственных имен людей. Оржевка – связано с дохристианским именем Оржай (Оржадей). Вот видите, читатель, дохристианским. Так сколько же веков существовала эта деревня?
И еще хотелось сказать вот о чем. Да, жили бедно, но почему же о том времени у многих-многих из нас такие счастливые воспоминания?
Давайте подумаем об этом вместе и, если будет желание, поделимся ими на страницах нашей газеты.
Г. ДЕСЯЕВ.