Покровка. Немало минуло событий и горьких, и радостных там
Жизнь деревни Покровка длилась 60 лет. Ушедшие и уходящие в небытие деревни… сколько их? Какие названия они носили? Кто в них жил? Тихо и незаметно уходят они из нашей памяти. Не будем перечислять причины исчезновения деревень. Иногда так складывается жизнь, что помочь нельзя и спасти их некому. И все же боль потери сильна. Ведь с каждой исчезнувшей деревней теряется часть духовности, культуры, милосердия, нравственности народа… Но если мы не можем спасти гибнущую деревню, в наших силах сохранить память о ней. В юбилейный для района год работники Большеигнатовской детской библиотеки в соцсети «ВКонтакте» открыли рубрику «По следам исчезнувших деревень». Покровка В октябре 1921 года, в светлый праздник Покрова Пресвятой Богородицы, появился поселок Покровка. Шестеро первопроходцев из соседнего села Киржеманы – семья Долговых во главе с Афанасием Николаевичем, а также Галкины, Кочетковы, Куленковы и Дудкины – положили начало новому поселению. Всего около тридцати человек с верой в светлое будущее отправились осваивать эти места. Расположенная в семи километрах от Киржеман, Покровка быстро росла. За короткое время население увеличилось вдвое – до 68 человек, а число дворов достигло пятнадцати. Это была настоящая русская деревня, где каждый житель вносил свой вклад в развитие малой Родины. 1930 год стал важной вехой: был образован колхоз “Новый путь”. Возглавил его местный уроженец – Долгов Алексей Афанасьевич. После Великой Отечественной войны руководство перешло к его брату Василию Афанасьевичу, который успешно руководил колхозом до 1951 года, до объединения четырех хозяйств в один мощный колхоз “Красное Знамя”. В поселке работали животноводческая ферма и птицеферма, обеспечивая жителей работой и продуктами. К сожалению, время не пощадило этот прекрасный поселок. Отсутствие базовой инфраструктуры (магазина и медпункта), а также проблемы с транспортной доступностью заставили людей покидать родные места. Молодежь уезжала учиться и строить жизнь в города, а пожилые люди не могли справляться с трудностями сельской жизни. Последней семьей, покинувшей родные места в ноябре 1981 года, была семья Долгова Василия Афанасьевича, настоящего патриота этих мест, его род стоял у истоков основания поселка. 22 марта 1982 года Покровка навсегда исчезла с карт, оставив после себя светлую память о трудолюбивых людях. Редакция газеты «Восход» поддерживает проект «По следам исчезнувших деревень». Мы поговорили с бывшими жителями Покровки. О.М. Пучкова поделилась своими воспоминаниями и воспоминаниями мамы А.Ф. Полевой.
Из воспоминаний Ольги Михайловны Пучковой «Наша деревня Покровка была как уголок рая!» - говорила моя мама, и я с ней соглашалась. Мне хочется рассказать о своем детстве, проведенном в любимой деревне Покровка Большеигнатовского района Мордовии. Край незабудок и земляники Деревня в 18 дворов тянулась вдоль глубокого оврага, где протекал небольшой ручей, который уходил за деревню и преграждал свободный въезд, как бы защищая ее жильцов от пришельцев. Через него был перекинут мостик, и весной, когда ручей становился большой рекой, его затопляло водой, приходилось каждый год его ремонтировать. Это была дорога жизни, она связывала деревню с колхозом «Знамя труда», находящегося в селе Киржеманы на расстоянии 9 километров, по этому мостику приезжали машины в деревню. Покровка одной улицей тянулась вдоль оврага, здесь же пролегала дорога, а рядом бежала тропинка для пешеходов, вся улица была покрыта травой-муравой. А через дорогу находились огороды и обязательно сады. Каждый участок спускался к ручью. Здесь же - амбары, погреба, бани, омшаники. Перейдя через ручей, можно было попасть в разнотравье луга, но особенно много здесь было незабудок, росли клубника и земляника. Сюда летом пригоняли стадо, и хозяйки выходили доить своих коров на обеденную дойку. Далее раскинулось поле, а за ним - целая сетка оврагов, которые назывались «Тростники», они были богаты орешником. За домами были участки земли, где выращивали картофель и просо. Деревня завершалась ригой, там молотили зерно, стояли молотилки, сеялки и веялки. Рига была видна еще при входе в Покровку. В середине 60-х годов это было единственное место, где трудились в горячую пору все жители от мала до велика. За ригой находился лес, в основном широколиственный: дубы, липы, осины, вязы. Дорога из деревни уходила в лес, и по ней можно было попасть в деревню Владимировка, в село Барахманы и на Надеждинский крахмальный завод. По ней мы ходили в магазины за продуктами. Перед лесом на взгорке стоял дом лесника Ивана Калашникова. Дорога в деревню Растислаевка шла через Горчаковский овраг, где протекал небольшой ручей, через который был перекинут мосток. На берегу оврага было много земляники, она росла куртинками. По берегу оврага косили сено, и мы с бабушкой ходили его ворошить. Там было очень много змей. Между Покровкой и оврагом находился еще один небольшой овраг, на его берегу располагалось кладбище. У бабушки с дедушкой Одиннадцать внучат были желанными бабушкиными гостями. Она, как умела, ублажала их: пекла пироги, в печке варила супы и кашу. Моим заданием было в ступе натолочь пшено на кашу, начистить самовар медный, большой, разжечь его и вскипятить чай. Самовар ставили на стол, заварку разваривали в маленьком чайнике. Иногда в самовар в марле закладывали яйца, они варились и горячими съедались за обедом. В погребе на льду хранились молоко, сметана, соленая селедка, ее закупали ведрами. За рыбой мы ходили в соседнее село Владимировку. Магазин находился в коридоре дома. Рыбу продавщица из большой бочки вылавливала руками, и мы с полным ведром селедки через лес шли домой. Собирали вишню, малину и варили варенье. В саду росли яблони: летняя Медовая, антоновка и осенняя Комсомолка с красными яблоками. Дед умел прививать деревья, поэтому на одной яблоне было привито несколько сортов. Выращивали картофель и пшено на усаде. Это было еще то наказание! Пшеном засевали половину площади огорода и пололи вручную. Осенью жали, на дороге расстилали полог и молотили цепами. Зимой в доме устанавливали ткацкий станок, и бабушка ткала половики. Я тоже с интересом пробовала это делать. Но у нас была своя забота. Нужно было подготовить концерт, вешали объявление о начале концерта, и нас приходили смотреть жители. Обычно это было по большим праздникам, когда труженики отдыхали от будничных дел. В 1964 году, когда в космос слетала Валентина Терешкова, мы написали письмо и отправили по адресу: «Москва, Кремль. Хрущеву Никите Сергеевичу». В нем мы написали просьбу, отправить нас в космос. Ответ пришел быстро. «Девочки, заканчивайте школу и занимайтесь спортом. Ждем вас в отряде космонавтов. Полковник космических войск Трофимов», и указан номер военной части. Пчеловод, счетовод и учитель А еще была пасека колхозная, здесь пчеловодом работал мой дед Аксенов Федор Прокофьевич, до Великой Отечественной войны он работал одновременно счетоводом покровского колхоза «Новый путь» за трудодни и учителем начальных классов в деревне Растислаевка. Пасека располагалась в Еренковом саду, который находился за большим пологим Горчаковским оврагом, где тоже протекал ручеек, летом он пересыхал, но мостик тоже был, потому что здесь проходила дорога на пасеку и в деревню Растислаевка. Сад представлял из себя пологий склон, заросший вишнями, яблонями и грушей-дулькой, а внизу находился большой пруд, где водилось много крупных карасей, по праздникам жители собирались вместе и сетями производили лов. Все это поровну делилось, а потом - совместная уха. Из воспоминаний Анны Федоровны Полевой (Аксеновой), 1930 г.р. Жизнь в Покровке началась с того, что сюда были выселены зажиточные люди. Например, у моего деда Трифонова Евгения Никитовича была мельница, которая во время раскулачивания была изъята; было принято решение выслать его в город Улан – Уде, но был он очень стар и его добровольно согласилась заменить дочь Евдокия Евгеньевна с мужем и двумя детьми. Из села Киржеманы в Улан-Уде были высланы еще несколько семей, где они обосновались и до сих пор там проживают их внуки и правнуки. У моих родителей было на тот момент две коровы, их выселили в Покровку, на глинистые почвы, и им пришлось раскорчевывать кустарники и деревья. Они перевезли из Киржеман старый сарай и слепили себе убогое жилье. Все жители находились в равном положении, помогали друг другу. Домишки были покрыты соломой. Но большое трудолюбие и упорный труд помогли им обжиться на новом месте. Жизнь на новом месте Настроили 18 домиков и начали разживаться, помогал лес. До войны считалось, что мы жили хорошо, на трудодни давали хлеба по два килограмма на один трудодень. Наш колхоз был как одна семья, работали дружно, в колхозе остался барский сад, много яблок урождалось и часто их тоже делили на трудодни; обосновали пасеку. Ферму завели, когда с Украины пригнали скот и эвакуированных вместе с пастухом, звали его Лазарь. В колхозе построили ригу, купили молотильный барабан и устроили молотилку, которую вращали по кругу лошадьми. Нас, молодежь, ставили при молотьбе, где побольше пыли, а взрослые подтаскивали вилами солому. Какая безмерная тяжесть на женские плечи легла! Когда началась Великая Отечественная война, первым на фронт проводили председателя колхоза И.Д. Кочеткова, а потом всех мужчин и юношей. Вот здесь мы и столкнулись с трудностями. Пришла пора косить гречиху, ее надо косить с грабельцами, привязав их к косе. Кое-как наладили, скосили и на день урожая наварили кашу, даже сейчас помню, какая вкусная была. Нас, молодежь, организовывали в ночную снопы скирдовать, потому что днем около леса слепни и комары. И все убирали, не оставляли под зиму. У Кочеткова ушли на фронт четыре сына и два зятя. Одним зятем был мой старший брат, Аксенов Алексей Федорович (в 1942 году пропал без вести), перед войной он успел жениться, а сын Александр родился уже без него. Мою мать, Аксенову Евдокию Евгеньевну, забрали на рытье окопов Сурского оборонительного рубежа, потому что в семье было две женщины: с нами жила жена сына Алексея с ребенком. Наш отец Ф.П. Аксенов работал учителем, а школа была в соседней деревне, и мы туда ходили пешком. Однажды он взял лошадь молоденькую и поехал в район за 20 километров на конференцию, а меня взял сторожить лошадь. Пока был день, все было хорошо, я ее за уздечку держала, а потом, когда стемнело, я думала погибну и не дождусь, когда закончится конференция. Лошадь дикая, машин не видела ни разу, а они как огнями осветят, она взвивается. Добрых лошадей тоже на фронт проводили и стали быков обучать, а быки за нами были закреплены, мы с Клавой Дудкиной боронили на них. А потом послали нас за семенами в Папулево на двух быках, запряженных в рыдваны. Председатель впереди на лошади, а мы за ним на быках. Едем лесом, а они заденут за пенек колесом. Кричим его, чтоб помог. Оттащит, дальше едем. Кое-как перед рассветом приехали. Теперь нагрузить мешки тяжелые надо. Днем стало жарко, домой поехали, быки на пойме увидели воду и напрямую к воде. Перепугали нас! Ну если свалят семена в воду, что делать будем?! Все обошлось, привезли семена, пашню засеяли. Вот так жили. Корм и дрова вязанками заготавливали. Потом отца тоже на фронт забрали. Позже и коров стали запрягать для пахоты. Зима была холодная, снежная, дорогу домой вешками отмечали. С войны много мужчин не вернулось, здоровые мужики остались на поле брани: Кочетковы Иван Дмитриевич, Алексей Дмитриевич, Михаил Дмитриевич, Долгов Дмитрий Афонасьевич, Аксенов Алексей Федорович, Долгов Василий Степанович, Котов Андрей Логинович, Галкин Василий Андреевич, Пятинцев Сергей Иванович, Кочетков Степан Дмитриевич. Вот так осиротела наша деревня. Похоронки приносил нарочный, как увидим – идет, и пошли слезы всей деревней. Телефонов не было. Война закончилась, а мы узнали только вечером, когда из Игнатова пришла Мария Аксенова и сообщила эту радостную весть. Мирная жизнь После войны начали разживаться: построили новый дом, небольшой, две комнаты, купили патефон. На всю деревню один был, и зимой в воскресенье у нас все собирались, полна изба набьется, пластинок было много и слушали. Зимой в нашей деревне было много народу, потому что приезжали заготовители дров и вывозили лес в деревню, складывали перед домами, где жили. До войны намечали провести железную дорогу от Оброчного до Сергача, даже была прорублена просека по лесу, которая прошла бы недалеко от деревни, но сбыться не суждено было этому плану. А теперь все заросло. Раньше сколько было пасек на полянах в лесу – Беляков пчельник, Рамахов пчельник (пчельник принадлежал дедушке нашего отца). В 1941 году зима была очень морозная, и сады все померзли. Колхозный сад восстанавливать не стали, а свои все снова насажали. Мужчины, которые вернулись с войны, были искалечены, кто без руки, кто без ноги. Потом подросли свои шофера и трактористы. Деревня вновь ожила и стала еще краше, она утопала в садах. Даже в оврагах было много яблонь, черемухи, малины. Провели радио и телефон один на всю деревню, регулярно привозили кино. У Дудкиных в сенях киномеханик вешал простыню, устанавливал киноаппарат и начинал показ. Сначала был журнал с новостями о стране, а потом сам фильм. Жители приходили со своими стульями и прямо на улице смотрели современные фильмы. По вечерам собирались на бревнах, у нас был балалаечник и гармонист. К нам приходили из других деревень, и мы тоже к ним в гости ходили. В 1985 году, в честь 40-летия Победы, собрались все, кто смог приехать, в деревню на встречу. Это было незабываемое событие. Слезы и смех. Воспоминания были бесценными, разговоры бесконечными...
«А. Полева: Снега таяли, воды было много, где проталинку увидим и в лапту скорее играть. Все заживает на живом и забывается вся боль. Летом на ярмарку ездили. Однажды, помню, бабка Федосья целую кошелку яиц повезла на продажу, но продать не получилось. Она домой накупила глиняной посуды, едет посуду бережет, а возчик проглядел, и телега опрокинулась, яйца покатились, а она горшки бережет. И смех, и грех. Вот такая была авария. Мало видели, чего хорошего, но не унывали, и песни пели, и плясали. В лесах было много волков, выли по ночам. Однажды за деревней они загрызли двух овец, а мы в школу в Барахманы ходили через лес. Страшно было. Праздники тоже отмечали, например, на Рождество славить ходили по домам. Жила бабушка Федосья, мы и к ней тоже пришли, песни рождественские пропели, а она долго искала в мешочке копеечку, кривую, ржавую нашла и дала одну на всех. Мы вышли и думаем, а как делить будем. Один мужик маленько грамотный был, ушел в другую деревню счетоводом работать и там избаловался, и оставил свою жену с ребенком, а я как раз к ним пришла, мне лет шесть было, а она на коленях перед ним стоит и умоляет его: «Не уходи». И так у меня запало в душу. Потом мне ее всегда жалко было. Мы, девчонки, свои борозды в колхозе прополем и бежим матерям помогать, а она одна брошенка и часто плакала. Кадры были: сам председатель и кладовщик и бригадир однажды пришли проверить семена и стали их перевешивать, мерили мерой. Когда закончили, одна из комиссии говорит, что он одну меру не засчитал. И стали поновой перемеривать. Пересчитали, успокоились, все правильно и вины на председателе нет. Читая рассказы Шукшина, вижу свою деревню. Как кто приедет в гости, то вся деревня набивается в доме посмотреть на них, поговорить, узнать новости. Нашей деревне даже завидовали и желали поселиться в ней из других сел, но наши не принимали, потому что мало было земли и то она была закреплена за колхозом по Государственному акту. Приняли только две семьи».