"Дочь, я отец твой, открой..."
Дед владел
дегтярным
производством
П
Куклы в войну позабросили
О
Семье фронтовика
дали квартиру
Ж
Отец вернулся
в 1945-м
Б
ольшой радостью Борисовы тут же поделились в письме с отцом. На фронте ему стало спокойнее за жену, детей…
К счастью, на новом месте жительства оказались хорошие соседи Исполины, Муклецовы. Добрыми и отзывчивыми на долгие годы запомнились сестры Агриппина и Мария Миловановы, которых в крестьянском быту попросту называли Грунькой и Марюшкой. Детьми теньгушевцы ездили на санках за хворостом в лес за Новую Качеевку, возвращались в село украдкой, опасаясь объездчика.
Так на радость хлопотавшей по хозяйству бабушки привозили дрова и Борисовы. Мать с теткой постоянно уходили то закупать соль в Выксе, то продавать ее в окрестных с Теньгушевом селах. Однажды в декабре 1945 года, когда ради кровной копейки на пропитание они подались в Кадом Рязанской области, вечером вернулся с фронта отец.
- Под Новый год мы с подружками заигрались у нас дома до темна, - вспоминает тот счастливый день Пелагея Григорьевна. – Озорные в ту пору были. Бывало, и ссорились из-за пустяков, дрались, а старший брат нас, девчат, разнимал…
Сквозь шум и суету она тогда услышала стук с улицы. Открыв дверь избы, крикнула в холодную темноту сеней: «Кто там?».
- Прасковья Васильевна Борисова здесь живет? - спросил мужчина.
- Здесь, - ответила дочь хозяйки. – А тебе чего надо? Ходишь ты по ночам…
- Дочь, Поля, - нежно звал ее до боли знакомый голос, - не узнала меня? Я ведь отец твой, открой…
Об их новой квартире он знал из писем. После Великой Победы ждали его домой и они, но все вышло как-то неожиданно. Григорий Семенович – штабной офицер при наградах – отыскал семью и спешил обнять самых родных ему людей.
- Отец вернулся! – закричала Полина с таким восторгом, будто хотела поделиться радостью не только с бабушкой, сестрой, братьями и подругами, но и со всей округой.
На пороге расцеловались. Какое счастье, что они опять все вместе! Пройдя на кухню, Полина заметила, как темная отцовская шинель слилась с полумраком комнатного освещения. Она пристально всматривалась в лицо отца и пыталась понять: каким стал их кормилец и защитник после долгих фронтовых дорог.
- За дядей беги, - скомандовала ей бабушка.
А дочери хотелось, чтобы скорее вернулась мама и увидела на груди мужа орден Красной Звезды, медали «За боевые заслуги», «За Победу над Германией», «За взятие Берлина»…
Скоро 65-летие Победы, а в памяти ветерана труда П. Г. Борисовой все еще так свежо. За минувшие годы она в своей семье воспитала троих детей, добросовестно работала на швейном производстве. На днях ей на дому вручили юбилейную медаль, которую она, бесспорно, заслужила. Дал бы еще Бог здоровья.
Ю. МИЛОВАНОВ.
Фото из архива
П. Г. Борисовой.
или Борисовы в тесноте, да не в обиде. Хлопотали по хозяйству, с людьми ладили. С 12 лет Пелагею бабушка научила топить печь, варить…
- Дел хватало, - уточняет сегодня ветеран, - сложа руки не сидела. Я из-за этого и учебу в пятом классе бросила. Брату Борису исполнилось три года, за ним глаз да глаз был нужен. Вот и сидела в няньках. А он до того хитер был: когда старших рядом нет, меня, девчонку, мамой называл. Стоило кому появиться, окликал Поль-кой…
Отец воевал, а семья все скиталась по чужим углам. Как-то на улице его дочери услышали, что из Теньгушева уезжает судья Кобяков, занимавший од-ну из квартир кирпичного дома, что и сегодня стоит справа от памятника воинам-землякам.
- Поля, не сходишь в райисполком? – спросила сестра Маша. – Нам бы эту квартиру получить…
Тайком от матери и бабушки 13-летняя Полина в январе 1943 года обула лапти, позаимствовала у старшего брата поношенный пиджак и, принарядившись по-праздничному в полушалок, отправилась хлопотать жилье. В приемной было человек пять, но зная, что Борисовы – бездомные, девчушку пропустили первой.
- Дядь, - обратилась она в слезах к предисполкома товарищу Коротину, - нашего отца на фронт взяли, а нам жить негде. Помогите заселиться в квартиру Кобяковых…
- Если в эти дни ее не займет приезжающий к нам начальник политотдела Косничук, то жилье будет ваше, так семье и передай, - ответил он.
Когда через пару дней в райисполкоме дочь фронтовика получила из рук Коротина ключи, она так обрадовалась, что, кажется, и спасибо сказать забыла. Домой летела, только пятки сверкали, а ей не поверили.
- Ты чего, враг, болтаешь! На грех наводишь. Какая квартира? Кто тебе чего даст? – ругалась и без того истерзанная бытовыми неурядицами бабушка. – Придержи язык-то…
Все стало ясно, когда вернулась мать, ходившая в Атюрьево торговать солью. Семья обрела свой долгожданный угол. Младший Борис, глядя через окно на кипевшую жизнь центральной улицы села, все удивлялся обилию народа, особенно в базарные дни.
тделившись от хозяйства отца Семена, молодые Борисовы с матерью жены временно разместились в пустующем доме односельчан. Наладили быт, заботились о пропитании. Но лето 1941 года омрачилось дурными вестями.- Мне было десять с половиной лет, - вспоминает Пелагея Григорьевна. – В воскресный июнь-ский день мы с подругами играли под деревянным мостом в куклы, строили для них домики. Сестра Маша забежала в сени попить воды, а вернулась очень испуганной и говорит: "Поль, там мать навзрыд плачет, а отец одевается на базар, чтобы узнать новости. Говорят, какая-то война началась…".
С той поры куклы мы позабросили…
С тех летних дней и пошла в семье Борисовых черная полоса. Со дня на день отец ожидал призыва на фронт. Провожали его в декабре 1941 года.
- Слухи о войне нас пугали, - признается Пелагея Григорьевна. – Народ был взбудоражен, шла череда расставаний с родными и близкими. Некоторые открыто говорили, ссылаясь на письма с передовой, что схватки с немцами – настоящая бойня. Даже детей мало что радовало.
В день призыва отца из Теньгушева провожали четверых мужчин. Была страшная пурга. Со слезами на глазах мы со всеми дошли до бывшего здания райисполкома, где сейчас находится редакция районной газеты. Отец нас обнял, поцеловал, что-то сказал на прощание. Бабушка повела нас с сестрой и братом домой, а мать пошла провожать мужа мимо старой кузницы до моста через Мокшу…
Первые фронтовые «треугольники» их порадовали, хотя в чужом доме покоя не было. Той же зимой из Москвы вернулись две эвакуированные семьи родственников хозяев. Борисовых стали выгонять, но в стужу идти было некуда. Так и жили до весны 19 человек под одной крышей. Какие уж там условия, когда на «пятачке» небольшой избенки крутились 13 детей.
В 1942 году семью Пелагии Григорьевны приютили другие. У ее матери в Загорске жила сестра, сдававшая старенький дом неким Тангаевым. Добрые люди согласились потесниться, пустили. А вскоре при эвакуации в разгар войны вернулась и тетка. Прибавилось еще пять человек. От голода спасали обильные урожаи картофеля. На печке сушили для себя и для фронта ломтики сахарной свеклы…
елагея Григорьевна по складу характера – женщина любознательная, общительная, гостеприимная… Тема войны не из легких, но Сургаева, преодолев в беседе волнение, охотно согласилась поведать автору этих строк о том, что знает и помнит из своего давнего детства.- Сейчас, сейчас я вам все расскажу, - сказала она, усаживаясь за стол у широкого окна просторной и светлой кухни своего дома. – Нелегкое время выпало на нашу долю с юности, а вот живем, – добавила хозяйка, поправляя на седых прядях волос белый платочек…
Она в очередной раз пристально вглядывалась в бережно разложенные дочерью Татьяной старые семейные фотографии, боевые награды отца, Григория Семеновича Борисова, и при этом, напрягая память, внятно говорила:
- В 1932 году моего зажиточного деда, Семена Борисова, в Теньгушеве пытались раскулачить. Он жил большой семьей с женатыми сыновьями и внуками, владел небольшим кустарным производством, где путем сухой перегонки дерева вырабатывали и продавали дёготь. Работали честно, обеспечивая крестьян-лошадников смолистой жидкостью для смазки колес на телегах. А люди завидовали, доносили напраслину о больших барышах. Активисты сельсовета и ухватились за сплетни. Хотели раскулачить…
Так бы, наверное, и было. В годы коллективизации немало хозяйственных людей нашего села в одних исподних рубахах выгнали из домов на улицу. Но Борисовых спас от разорения понимающий и участливый знакомый из Барашева. Пелагее в то время шел всего третий год, и она мало что осознавала. Зато потом, повзрослев, узнала точно: отец, работавший писарем в волости, вовремя подал ходатайство. Ответ был сформулирован официально и четко: «Раскулачиванию Борисовы не подлежат!».
Напуганная новыми большевистскими порядками состоятельная семья стала распадаться, пополняя ряды бедноты. Деловой и дальновидный отец Пелагеи, Григорий Семенович, вскоре один уехал в Горький, устроился там на автозавод, начал зарабатывать другим ремеслом.
А когда вернулся в Теньгушево за семьей, жена ни в какую на переезд не согласилась.
- Чего мы с троими детьми без усадьбы в городе делать бу- дем? – спрашивала. – Не поеду!
Это и был окончательный ответ, определивший судьбы всех их потомков, связавших жизнь с родным селом, с землей.